Колёса велосипеда медленно целовались с дорогой. С
пепельно-сизоватой искрящейся дорогой.
Солнце источало яркость в безоблачном небе; кожа на
затылке и рубашка, плотно облегающая спину приятно жгли, образовывая
единый раскалённый панцирь. Шорох резины по асфальту смолк, уступая
дорогу звукам из кустов по обочине и деревьев, скупо ветвящихся
листьями к небу. Узкая дорога впереди упиралась в косую магистраль.
Три года. Три долгих года он воевал со стихией, не видя солнца
и продираясь сквозь бури. Каждый день он натягивал свой строгий
мешковатый комбинезон, превращающий хрупкую, дряблую, ленивую плоть
в сталь. Он сгибался от ударов, выпрямлялся и шёл дальше. Каждый
день.
И теперь перед ним лежит чертой дорога, пересёкшая его путь.
Направо она ведёт наверх, куда-то в степь, перемежающуюся
тенистыми рощами и обескровленными строениями. Куда-то в щемящую
даль.
Налево дорога ведёт к мосту. Мосту через прекрасную реку.
Позади остались жёлтые, покрытые жутко знакомой плиткой, дома
под голубыми небесами, окутанные снизу густыми посадками,
на застывших волнах холмов. Город его почти Родины. И хочется
продолжить шорох шин туда, направо, мимо чего-то родного, забытого,
в никуда, под распалённым зноем, что прогревает мёрзлые
внутренности.
Но придёт властный друг голод и равнодушно-сонная гадина
усталость...
Выехал на шоссе. Вон, поднимается дорога, с изгибом скрываясь
вдали. Он не сможет ехать дальше. Дальше.
Руль глянул влево и педали плавно пустились под откос.
Проклятый город, проклятая прекрасная река.
Неровное, бугристое ограждение осталось позади. Внизу торчали
из бетона куски арматуры. Он наклонился над мерцающей высотой.
Дальше.
Он нашёл свой путь дальше.
12.03.2007
|